Вернувшись домой, Татьяна вздохнула: опять этот гад раскидал все вещи, словно тайфун. Ну неужели трудно убрать за собой? Её розовый тапок одиноко прислонился к плинтусу, другой куда-то улетел…
Она разулась и поставив и свою, и мужнину обувь на полку, крикнула в комнату, откуда слышались звуки работающего телевизора.
— Опять свои кроссовки разбросал, я чуть не споткнулась! И где мой второй тапочек?
Ответа не последовало и тогда она прошла в комнату босиком.
Анатолий лежал на диване, сложив руки на груди, и наблюдал за особенностями жизни обезьян-капуцинов.
— Когда всё это кончится? — потрясла Татьяна единственным уцелевшим тапком.
— Что именно? — лицо Анатолия выражало искреннее недоумение.
— Основным лакомством для этих симпатичных… — вещал телевизор голосом Николая Дроздова.
— Выключи! Я с тобой разговариваю! — Татьяна покраснела от возмущения.
Муж щелкнул пультом и экран погас. Любимое лакомство обезьян осталось тайной.
— Ну?
— Толя! Так больше не может продолжаться, — Татьяне приходилось сдерживаться, чтобы не заорать, — ты образуешь вокруг себя бесконечный хаос! Я устала убирать за тобой, к тому же, это совершено бесполезно. Утром уберу, а вечером — снова!
— Вся вселенная стремится к хаосу, — флегматично заметил муж.
— Я не понимаю, неужели сложно поставить свою обувь на предназначенную для неё полочку? Обязательно разбрасывать по всей квартире свои носки, лекарства, вещи, которые давно пора выбросить?
— Прости, я постараюсь избавить тебя от всего этого. Подожди немного.
— Что значит: подожди? Что ты задумал?
— Я хочу переехать в дом своих родителей, — буднично произнёс он.
— Но, там же ничего не осталось! И никого! — удивилась жена, — деревня-то вся вымерла, её наверное и от электричества отключили!
— Не знаю. Хочу в ближайшие выходные съездить, посмотреть. Если не отключили, и не разобрали избу на брёвна, я съеду туда.
— А… а я?
— А ты будешь жить в стерильной чистоте. Я не стану раздражать тебя, разбрасывая всюду свои вещи… и вообще.
Татьяна села на стул и внимательно посмотрела на мужа. Вдруг он скрывает от неё смертельный диагноз?
— Толик, ты точно здоров? — медленно произнесла она, стараясь поймать его взгляд.
— Мне кажется, что вполне, — бодро отозвался он, шевеля большим пальцем ноги, вырвавшимся из дырки в носке.
— Ну… если ты так решил, тогда конечно, — посмотрев на палец, согласилась она, — наверное, так будет лучше. Свежий воздух, никто не будет читать тебе нотации… Дерзай.
Она встала, и растирая спину, пошла переодеваться в домашнее, чтобы приступить к делам, которых у неё, благодаря Анатолию, всегда было достаточно. Она убирала, стирала и готовила, несмотря на то, что с девяти до шестнадцати работала в фирме, организующей праздники.
Теперь, листая портфолио мероприятий и разглядывая свадьбы, а точнее счастливые лица молодоженов, она не могла отделаться от мысли, что редкие семейные лодки не разбиваются о камни быта.
Их с Толей лодка давно дала трещину, и похоже, пришло время смириться тем, что пора выбираться из неё и грести к берегу. Каждый — к своему.
На выходные Анатолий действительно собрался ехать в Смирновку и Тане стало обидно, что он её не позвал. Ведь не чужие, ей нужно знать, в каких условиях он будет теперь находиться.
Всю субботу она с остервенением натирала стеклокреамическую плиту, потом светильники. Вымыла за выходные все полы, окна и подоконники.
В воскресенье вечером она без сил лежала на кровати, среди сияющей чистоты.
Вернувшийся из деревни Анатолий, увидев такое, осторожно снял кроссовки, поставил их на полагающееся им место и на цыпочках подошёл к кровати, где возлежала жена.
— Что? — спросила она его слабым голосом, — цела избушка?
— Ну, подделать, конечно, не мешало бы, — тихо сказал Анатолий, — только стены и остались, а пол, крыша — под замену.
— Это же большие деньги… считай заново дом построить! И как ты собираешься всё это осуществить?
— Как-нибудь. Потихоньку, — пожал плечами муж.
— Ну, это хорошо, что сейчас лето. А к зиме ты околеешь! — она привстала на подушках, — что там с электричеством? Есть?
— С перебоями, но есть. Там несколько семей живут. Все пришлые. А из местных жителей никого не осталось — молодёжь разъехалась, старики померли. Вот так… зато тишь, гладь и божья благодать!
Он улыбнулся так искренне, как давно не улыбался, и Тане даже стало жалко его отпускать. Но она не подала виду.
— Ну, смотри, — с горечью сказала она и закрыв глаза, снова легла на подушку, сделав вид, что засыпает.
Ей вообще вся эта история с переездом мужа в деревню, казалась каким-то полусном.
С работы Анатолий уволился и сказал, что приедет в конце месяца, чтобы получить окончательный расчёт. Обещал предварительно позвонить, чтобы Татьяна была дома.
Вернувшись с работы в первый будний день после отбытия Анатолия, и не обнаружив привычного бардака, она окончательно поняла, что это не шутка, а новая реальность.
Отпала необходимость готовить, объем стирки уменьшился, а уборка свелась к одному разу в неделю. У Тани появилось свободное время, но она не умела обращаться с ним, не знала, куда его девать. Один раз она сходила в кино, но ей было неуютно одной среди парочек, и обсудить фильм было не с кем. Татьяна боялась себе признаться, что ей не хватает мужа.
В то же время Анатолий, приехав на место, два дня наслаждался тишиной, а потом тоже заскучал. Гуляя по деревне, услышал, как на одном из дворов жена чехвостит подвыпившего мужа и… позавидовал ему.
Через день ему привезли материал, и он приступил к ремонту крыши. С утра до вечера работал, а вечером, засыпая, представлял себе, как приедет в гости жена, как удивится. А потом его в его видениях появился сосед-очкарик, который всегда загадочно улыбался при виде Тани. «А что, если пока я здесь, хлюпик подвалит к моей Тане»? — засыпая, думал Анатолий и видел тревожные сны.
***
На работе Татьяна, обычно такая живая и заводная, стала грустной и задумчивой. Её вызвал к себе директор агентства:
— Татьяна, у вас что-то стряслось? — спросил он.
— Нет, а что? — Таня инстинктивно сжалась под проницательным взглядом.
— Такое впечатление, что вы… — директор аккуратно подбирал слова, — вы только не обижайтесь — понесли утрату.
— Ну, в каком-то смысле, — отвечала она, растягивая губы в подобие улыбки, — я скинула ярмо.
— Понимаете, у нас агентство по организации праздников. Унылый вид сотрудников неприемлем, — назидательно сказал директор, — поэтому, Танечка, вам нужно либо научиться улыбаться, когда вам этого совсем не хочется, или подыскать себе другое место.
— Могу я попросить небольшое отпуск? — спросила она.
— Это то, что я собирался вам предложить, — ответил директор, — отдохните, и возвращайтесь к нам полной жизни и с улыбкой на устах.
Решение было импульсивным, и Таня очень скоро пожалела о нём: свободного времени стало ещё больше. И от нечего делать она стала ходить на выставки и посещать мастер-классы: от приготовления канапе до создания столешниц из эпоксидки. Через неделю ей всё это надоело, и она решила, что остаток отпуска проведёт в постели, читая всё подряд. Ей стало лень делать причёску, краситься.
Но через пару дней раздался звонок. Звонил Анатолий, говорил, что сегодня заедет.
— Что-нибудь купить? — спросил он, как спрашивал иногда, возвращаясь с работы позже неё.
— К чаю чего-нибудь! — ответила она стандартной фразой, которую говорила ему каждый раз, когда он задавал ей этот вопрос.
Иначе было нельзя: продукты всегда покупала она. Анатолий не разбирался в них совершенно: не умел выбирать мясо, картофель покупал зеленушный и втридорога, колбасу не того комбината, молочку за два дня до просрочки.
— Ты… как всегда, — раздалось в трубке, но давай нарушим правило? Давай не будем пить сегодня чай. Я расчёт получил, так что, гуляем!
— Я не против! — выдохнула она.
Положив трубку, Таня забегала, как укушенная. Душ, завивка макияж. Надев своё любимое платье, и растерев за ухом и на запястье по капельке духов, она с удовлетворением оценила результат в зеркале.
Когда раздался звонок в дверь, она открыла не сразу, чтобы он не подумал, что она его так сильно ждала. Увидев её, Анатолий чуть сумки не выронил:
— Ты куда собиралась сегодня?
Образ соседа-интеллигента всплыл в памяти.
— Вернулась недавно с прогулки, — захлопала она ресницами, — отпуск взяла на работе.
Он выкладывал перед ней свежее мясо, овощи, два вида сыра, багет и две бутылки вина.
— Вот это набор, — удивилась она, — ты сам всё это купил?
— Да, что-то не так? — на его лице отражалась озабоченность.
— Нет, нет, всё так. — она смотрела на него, словно они не виделись не пару недель, а как минимум год.
— Я сам приготовлю, если позволишь, — сказал он.
Возражать не стала: обидно было бы испачкать наряд.
После того, как он поджарил мясо и нарезал овощи, они сели за стол. Сидя друг напротив друга, не знали с чего начать разговор.
— Я и не думала, что ты так вкусно готовишь, — сказала она, положив в рот кусочек мяса.
— Не хочу показаться нескромным, но… у меня не было возможности. Ты по праву заняла место у плиты, — сказал он, — а пожарить мясо может каждый мужчина.
— Ну, как? Как ты там, на новом месте? — спросила она, — обживаешься потихоньку?
— Ты знаешь, хорошо. Обживаюсь. А ты?
— Я тоже хорошо, — сказала она, — дома, наконец-то, чистота и порядок!
Не рассказывать же ему, что она скучает и что жизнь её теперь как бы лишилась смысла. Даже с работы чуть не уволили.
— Да, я вижу, — отозвался он, но как-то невесело.
— Что теперь? Будешь искать работу? — она наколола на вилку ломтик огурца и посмотрела на мужа.
— Пока нет. Сейчас пока есть деньги, займусь строительством, а там, ближе к зиме, хочу пойти на вахту.
— Там же тяжело! И мало платят! — нахмурила она брови.
— Я нашёл, где платят нормально,— он промокнул губы салфеткой, — но там, конечно, нужно будет вкалывать.
— Толя! Тебе сорок два, у тебя спина больная! Строительство… вахта… ты себя совсем уморить решил?— Она отбросила приборы, и закрыла рот рукой, — прости. Это, наверное, уже не моё дело.
Он встал и подошёл к ней:
— Давай потанцуем!
— С ума сошёл! — улыбнулась она сквозь слёзы, — без музыки?
— Это не проблема!
Он взял смартфон, и включив на нём медленную песню, под которую они познакомились когда-то.
— Откуда у тебя эта песня? — уткнулась она ему в плечо.
— Искал и нашёл, — ответил он, — можно тебя поцеловать?
— Не стоит, — уклонилась она, испугавшись показать свою слабость.
Они танцевали и она не могла понять: хочет ли она, чтобы он остался, или наоборот, хочет, чтобы он поскорее оставил её одну.
«Одиночество не смертельно», —успокаивала она себя, — «Начну новую жизнь, сменю специальность, может, найду выражение в творчестве. Картины, например, писать стану, или вязать шапочки и пинетки»!
Танец закончился, а затем и вино.
— Мне пора, — сказал он, вставая,— а то не успею на паром.
— Ещё только пять часов! — сказала она, не в силах скрыть сожаления.
— Последний паром в половине девятого. Неизвестно, что там с электричками.
— Так куча времени ещё!
— А… поехали со мной? — он обнял её, — ты же говорила, что в отпуске? Чего тебе терять? Увидишь, какая там красота!
— Ну, если только, посмотреть, как ты устроился! — блеснула она глазами.
Быстро покидав в сумку необходимые вещи, Татьяна пошла за мужем, впервые забыв, что на столе остались грязные бокалы и пустая бутылка из-под вина.
Они ждали паром. До него оставалось полчаса. Они вспоминали молодость, как сидели на этом причале двадцать лет назад. С тех пор почти ничего не изменилось. Только они стали вдвое старше.
— Ты только не пугайся, Тань, там у меня не прибрано, — вдруг вспомнил Анатолий, — Я думал позвать тебя, когда всё будет готово.
— Но крыша-то хоть есть над головой? Или нам предстоит спать под открытым небом? — спросила она, кутаясь в платок.
— Не бойся, замёрзнуть я тебе не дам, — сказал он, обнимая её и накрывая от холода, идущего с реки, своей курткой.
В деревню они пришли, когда на землю легли густые сумерки. Это несколько сгладило убогую обстановку.
Внутри был полный раздрай, но Таня так устала, и ей было не до порядка. Уснули они на деревянной кровати, которую Анатолий смастерил сам из остатков бруса, оставшегося после ремонта крыши.
Проснувшись утром, Татьяна вышла во двор и посмотрев на дом снаружи, нашла его вполне сносным. Покрасить, и будет конфетка!
— Доброе утро! — подошёл к ней Анатолий.
— Доброе, — отозвалась она, меряя шагами расстояние от дома до покосившегося забора.
— Ты чего это? — спросил он, наблюдая за ней.
— Толь, ты разве не видишь? Здесь шпалера просится! — серьёзно сказала она, — и по ней розочки пустить! Красота же будет!
— Ты думаешь? — не поверил он своим ушам, — а кто… кто их посадит? Розочки?
— Ну, до чего же ты недогадливый человек! Или прикидываешься? Ну кто их посадит, как не я! — сказала она, по-хозяйски оглядев участок. Вот там, с запада — птичник. Заведём птицу, и позже, возможно, козу.
— Козу…— улыбаясь, как блаженный, повторил за женой Толик, — и спеша закрепить сказанное женой, подошёл к ней и раскинув руки, пообещал: — Танюша, родная моя! Клянусь, ты не пожалеешь! Я исправлюсь, я стану самым аккуратным и исполнительным! Я так скучал!
Он обнял её и закружил.
— Ой! Хватит, голова кружится! — закричала она, и он поставил её на место.
— Ты не бросишь меня! Ты…
— Конечно. Пропадёшь ты без меня! На дядю вон, вахтой пахать собрался! Не позволю! Заведём с тобой хозяйство, глядишь, не пропадём! Вон здесь… какие луга!
— А может, и ребёночка заведем, а? — сжал он жену в объятиях.
— Да ну тебя, — смеясь, отбивалась она.
***
— И всё-таки, почему ты ушёл тогда? Сбежал от меня в деревню? Неужели из-за моих замечаний? — спросила она его, гладя шестимесячный живот, — или, почувствовал, что что-то пора радикально менять?
— Мне бы хотелось, чтобы ты думала так.
— А как на самом деле? — не унималась она.
— А на самом деле, меня сократили. Всё чего удалось добиться, это выплаты за три месяца. Я не хотел, просто не мог себе позволить сесть тебе на шею снова на полгода… думал о вахте. А потом вспомнил про домик в Смирново. И решил, что уеду туда, пока не встану на ноги. Или не протяну их…
— Это правда? Ты хотел меня бросить?
— Я этого не говорил!
— Только что это сказал!
— Ты неисправима! Но я люблю тебя, ничего не поделаешь, — сказал он, виновато опустив голову, и глядя на неё искоса.
— И я тебя, — засмеялась она, — хоть ты и невыносим!